2005-02-10 08:01:57

На первый взгляд кажется, что все зависит от пола и сексуальной ориентации "зрителя": мужчин больше привлекают и волнуют женщины, женщин — мужчины, а гомосексуалов — представители собственного пола.
Однако такой ответ молчаливо предполагает, что интерес к чужому телу всегда является сексуально-эротическим, что явно неверно; каждому из нас случалось с интересом созерцать обнаженное тело человека своего или противоположного пола, не испытывая при этом ни малейшего вожделения.

Восприятие наготы и отношение к ней зависит от свойственного нашей культуре телесного канона, включая характерные для него запреты, табу, нормы стыдливости и многие другие предписания, которых может и не быть у других культур. Причем то, что скрывается, всегда волнует больше того, что более или менее открыто выставляется напоказ.

Какое же тело — мужское или женское — тщательней скрывается? Кажется, что женское, причем так устроено самой природой. Женские гениталии спрятаны в глубине тела, вы только угадываете их контуры; чтобы их можно было разглядеть, женщина должна широко раздвинуть ноги, что считается неприличным и неженственным. Напротив, мужские половые органы висят снаружи и сразу же привлекают к себе внимание. Мужская нагота кажется более нескромной, чем женская, ее демонстрация и изображение, как правило, нарушают какие-то культурные запреты и вызывают смущение. Демонстрация мужских гениталий, особенно эрегированного члена, везде и всюду была не столько эротическим жестом, сколько жестом агрессии и вызова. Мужчины гордятся ими, преувеличивают размеры своих "мужских достоинств", нередко подчеркивают их формой одежды (вроде средневековых гульфиков, о которых много рассуждают герои Рабле) и т.п.

Если обратиться к истории мирового изобразительного искусства, то в целом обнаженное мужское тело изображалось чаще женского. Европейская живопись нового времени, в которой обнаженное женское тело появляется чаще мужского, — скорее исключение, чем правило.

Например, в древнегреческой скульптуре обнаженное мужское тело появляется раньше и изображается чаще, чем женское. Греческие эротические вазы изображают нагих куртизанок, флейтисток и т.п., но никогда — уважаемых женщин, матерей или дочерей. То же самое — с богами. Зевса могли изваять нагим, Геру — никогда. Единственная богиня, которую изображали нагой, — Афродита (да и то лишь с IV века до н.э.).

Зато "нагой мужчина, одетый только в свою силу, красоту или божественность" (Энн Холландер) — постоянный объект изображения и любования древнегреческого искусства на протяжении всей его истории.

Однако действительный вопрос заключается не в том, чья нагота — мужская или женская — изображается чаще, а том, как это делается и кому адресовано соответствующее изображение.

Почти на всем протяжении истории человечества творцами и потребителями искусства были исключительно или преимущественно мужчины. Что же они хотели, а чего не хотели или боялись изображать?

Во всех обществах, где власть принадлежала мужчинам, образы мужского и женского тела обычно были полярными, причем анатомические признаки этой поляризации были прежде всего условными знаками, символами гендерной стратификации и культурных представлений о маскулинности и фемининности по осям: субъект-объект, сила-слабость, активность-пассивность, жесткость — мягкость и т.п.

В европейской живописи нового времени женщина обычно более или менее пассивно позирует, открывая свою дразнящую наготу оценивающему взгляду потенциального зрителя-мужчины, которого нет на картине, но который является ее заказчиком. Напротив, мужчина, даже полностью раздетый, остается субъектом, который не позирует, а действует. "Это можно упростить, сказав: мужчины действуют, женщины являются. Мужчины смотрят на женщин. Женщины наблюдают себя, в то время как на них смотрят. Это определяет не только большую часть отношений между мужчинами и женщинами, но также отношение женщин к самим себе" (Джон Бергер).

Главный, универсальный принцип маскулинности: мужчина не должен быть похожим на женщину, он должен всегда и везде оставаться субъектом, хозяином положения. Соответственно выстраивается и эстетика мужского тела, красота которого усматривается прежде всего в его силе, твердости и активности. На всем протяжении истории изобразительного искусства мужское тело изображалось в контексте двух главных метафор — а) как символ власти и силы или б) как символ красоты и удовольствия, которое может быть преимущественно эстетическим или эротическим или смесью того и другого. При этом мужское тело всегда должно действовать, быть в движении. Пассивная, расслабленная поза делает его уязвимым и женственным, превращая его в сексуальный, в том числе гомоэротический, объект.

Страх показаться женственным отражается и на критериях мужской привлекательности. Даже самое понятие мужской красоты сплошь и рядом выглядит проблематичным и сомнительным. Как пишет американский литературовед и культуролог Лоренс Шер, "женской красоте и деликатности соответствуют мужские конструкции власти: мужчина создается своими деяниями, а женщина — своими свойствами".

Красивый, изящный мужчина часто вызывает подозрения в женственности, изнеженности, дэндизме. Многие авторы стеснялись говорить о мужской красоте, соблазнительность и изящество ассоциируются если не с прямой женственностью, то с недостатком маскулинности. "Настоящий мужчина" должен быть грубоватым и лишенным стремления нравиться.

В английском языке слово beautiful (красивый), вполне уместное при характеристике женщины, применительно к мужчине звучит несколько двусмысленно, мужчину лучше назвать симпатичным (good-looking). Если сказать женщине, что она красива, она будет польщена. Для мужчины такой комплимент звучит проблематично, а из уст другого мужчины может быть даже воспринят как гомосексуальное ухаживание.

Много осудительных слов относительно мужской красоты имеет и русский язык — "красавчик", "смазливый", "сладкий", "шоколадный мальчик" и т.д.

Этот двойной стандарт — что хорошо для женщины, плохо для мужчины — распространяется и на описание мужской сексуальности.

Homefamily.rin.ru