Разобраться, что в этом фильме к чему, будет непросто. Сначала, в серии коротких отрезков, снятых дерганой камерой (привет Ларсу фон Триеру), мы видим, что Шона Пенна застрелили. Нет, он просто умирает, ему нужна трансплантация сердца. Но, подождите, теперь кажется, он выглядит вполне здоровым для того, чтобы заняться любовью с Наоми Уоттс, которая вроде счастлива в браке с кем-то другим. Или нет? У нее ведь две маленькие девочки, которые... извините, зачеркните это, девочки куда-то таинственно исчезли. А почему же нам все время показывают Бенисио Дель Торо, отягощенного заботами бывшего зека, который... стоп, ошибочка, он все еще в тюрьме. Возможно за то, что застрелил Пенна? Но сначала сложилось впечатление, что Пенн застрелил Дель Торо. Слишком много совпадений. То есть борода, то нет. То есть дети, то нет. То есть жизнь, то нет.

Мексиканцу Алехандро Гонсалесу Иньярриту не впервой отслеживать сразу три ветви сюжета - его предыдущий дебютный фильм "Сука-любовь" (2001) именно этим и полюбился киноманам всего мира. Но в "Суке" три сюжетные линии были формально разделены по главам и пересекаться начинали ближе к концу. В своем втором фильме Иньярриту пользуется кинопленкой для создания огромного кино-паззла, виртуозно выуживая из горы несколько нисколько не вяжущихся друг с другом эпизодов и призывая зрителей к терпению. Терпеть есть ради чего. Иньярриту удалось найти визуальный и звуковой эквивалент поворотного момента в судьбе, когда жизнь буквально летит под откос.

В завораживающей убедительности этих паззлов, перемешанных в свободном порядке карточках с текстом немалую роль играет высочайшее актерское мастерство Дель Торо, Пенна и Уоттс; впрочем, по-другому, зная этих актеров, быть и не могло.

Шон Пенн на больничной койке, которому суют в руки банку с багровым заспиртованным отростком, мямлит: "Это что, мое сердце?" Так мощно госпитальная близость смерти в этом году в кино чувствовалась только у Патриса Шеро в "Его брате" (2003).

Дель Торо, бывший зек, посвятивший жизнь алкоголю и преступлениям, а затем превратившегося в религиозного фрика, с небритыми скулами и сальными волосами, на собственном примере опровергнет постулат, заявленный на бампере своего трака - "Вера и Иисус спасают". В этих открытках с края пропасти, из сердца выжженной американской трэш-культуры даже амбициозные банальности вроде "Жизнь должна продолжаться, с Богом или без него", звучат справедливо.

Краеугольная для всех эзотериков теория о том, что человеческое тело после смерти теряет в весе ровным счетом 21 грамм, кажется достойной того, чтобы подумать немного о бренности бытия и прочем. Даже тот факт, что нужно здорово постараться, чтобы не спутать "21 грамм" с недавней "Таинственной рекой" (2003), не должен сбивать с толку.

ROL