Иностранная пресса комментирует прошедшую на прошлой неделе в Париже встречу лидеров России, Германии, Франции и России. Как пишет французская газета Le Monde, трех мушкетеров, также как и у Александра Дюма, на самом деле оказалось четверо.

В Париже сочинское трио в лице Жака Ширака, Герхарда Шредера и Владимира Путина приняло в свои ряды Хосе Луиса Сапатеро. Испанцам было бы приятнее думать, что это мадридское трио в лице Хосе Луиса, Жака и Герхарда обогатилось присутствием Владимира. Однако именно глава испанского правительства был здесь "новеньким".

Французский президент это ценит. И не только потому, что его предшественник, Хосе Мария Аснар, имел дар его постоянно раздражать. Ему, искушенному в хитросплетениях дипломатии, приятно следить за первыми шагами своего молодого коллеги. Год назад, после победы социалистов на выборах, Мадрид присоединился к "фронту отказа", который выступал против войны в Ираке.

Сегодня этого фронта больше не существует, так как транслатлантическая ссора по поводу войны официально считается делом прошлым, однако его участники продолжают собираться вместе. Ибо если четыре парижских мушкетера и имеют между собой что-то общее, то это именно их несогласие с американской политикой в Ираке.

Можно ли полностью или частично строить свою внешнюю политику на этой основе - во имя мультилатерализма или даже многополярности? Можно ли считать Владимира Путина самым достойным союзником в этом деле? Причин сомневаться в этом много, и это учитывается руководителями французской дипломатии. Даже в Елисейском дворце сменился тон.

Если еще несколько месяцев назад Жак Ширак не находил достаточных слов, чтобы воздать хвалу российской демократии и положению дел в области прав человека, то сегодня он использует более двусмысленную формулировку: "Россия - это ключ к миру, демократии и правовому государству на нашем континенте". То, что от позиции Москвы будет зависеть судьба некоторых европейских стран, очевидно, однако это ничего не говорит о нынешнем состоянии России.

В приватных же беседах положение Владимира Путина оценивается менее позитивно, чем прежде. В окружении французского президента признают, что позиции кремлевского руководителя ослабели. Насколько успешным признается его первый мандат (то, что он пришел к власти благодаря войне в Чечне, относят к сфере российской внутренней политики), настолько второй его мандат начался плохо. Бойня в Беслане, дело ЮКОСа, посягательства на свободу прессы, оппозиция социальной реформе, выведшая на улицы десятки тысяч пенсионеров и снизившая популярность Владимира Путина, проблемы с "ближним зарубежьем" (Украина, Молдавия, Кавказ, страны Балтии) - все это признаки "относительного ухудшения".

Конечно, по-прежнему в ходу эвфемизмы: российская демократия находится в "предподростковом" возрасте, оппозиция "имеет не так много пространства для самовыражения", коррупция "достаточно сильна"... Но, по крайней мере, уже не отрицаются реалии сегодняшней России, где процесс демократизации остановлен, где реформы блокированы верхушечной борьбой кланов, где службы безопасности, составляющие фундамент власти, требуют своего.

Встретившись в середине февраля в Брюсселе, Жак Ширак и Джордж Буш согласились с этим анализом. Они разделяют идею о том, что восстановление государства является приоритетной целью. Американцы хотели бы, чтобы демократические формальности соблюдались, и больше не лишают себя удовольствия об этом напоминать. В Париже говорят лишь о том, что это было бы "предпочтительным", и воздерживаются от публичных советов. Только в этом вся разница.

Никто не отрицает необходимость диалога с Россией. Немногочисленные демократы, которые продолжают вести там борьбу, нуждаются в этом диалоге больше чем кто-либо. Но полагать, что отношения с Россией будут складываться тем лучше, чем меньше мы будем обижать Владимира Путина, - ошибка. Российский президент может похвалить европейцев за их вежливость, контрастирующую с грубой откровенностью американцев, но думать, что она повлияет на его стратегический выбор - значит тешить себя иллюзиями.

Герхард Шредер более циничен и близок к истине, когда он ставит на первый план те экономические выгоды (прежде всего в области энергетики), которые и те, и другие получат от сотрудничества.

"Сперва жратва, а нравственность потом", - писал Бертольд Брехт. Недавно, пародируя немецкого драматурга, ветеран перестройки Александр Яковлев с сожалением заметил: "Газ здесь важнее, чем мораль".

В краткосрочном плане такая политика может принести выгоду. В плане же более долгосрочном она опасна. Она вдохновляет тех, что думает, что в России модернизация и демократизация - понятия, противоречащие друг другу, что только жесткий режим может успешно проводить реформы. Не говоря уже о еще более ретроградных силах, видящих залог стабильности в возврате к административному управлению экономикой и политическом "закручивании гаек".

То, что у русских нет демократической традиции, не может являться извинением. Скорее это довод в пользу того, чтобы помочь им не терять времени, а не льстить тем, кто считает, что они не способны сами управлять своей страной.